понимал, что должен удивляться. Но это было так похоже на полусон. Во сне легко принять вещи такими, как они есть, и ему не хотелось делать усилие, чтобы проснуться. Он снова увидел Клариссу — та двигалась на фоне, иногда лишь чуть-чуть незнакомом, а иногда совершенно немыслимом…

Человек в доспехах упал сквозь теплый, пронизанный солнечным светом воздух на террасу, а фон превратился в парк и горы вдалеке. Какая-то женщина отпрянула от человека в доспехах, двое мужчин выступили вперед, как бы защищая ее собой. Кларисса там тоже была. Лессинг понимал язык, хотя не знал, каким образом. Человек в доспехах вскинул какое-то оружие и закричал:

— Отойдите, ваше высочество! Я не могу стрелять… слишком близко…

Молодой человек в длинном одеянии варварской расцветки отпрыгнул назад, вытаскивая из-за пояса смотанный алый хлыст. Однако никто из этих людей не вел себя агрессивно; на каждом лице застыло изумление, все взгляды были устремлены на Лессинга. Позади них, тоже бесконечно удивленная, замерла высокая, внушительного вида женщина. Недоуменно оглядываясь по сторонам, Лессинг поймал недоверчивые взгляды девушек, стоявших у нее за спиной. Среди них была и Кларисса, а позади нее — позади нее — кто-то, кого он не мог вспомнить. Темная фигура, загадочная, немного сутулящаяся…

Все стояли словно вкопанные. (Может, кроме Клариссы и того, кто был позади нее…) Человек в доспехах держал свое оружие наготове, молодой человек только вытащил хлыст, но не пускал его в ход. Лессинг не знал ни такого стиля, ни такой эпохи, — и под застывшим удивлением на всех лицах угадывались напряженность и огорчение, будто они жили в постоянной тревоге.

Только Кларисса выглядела безмятежно, как всегда. Только она не выказывала удивления. Ее черные глаза под странной сложной прической встретились с его взглядом, в них мерцали знакомые огоньки, она улыбалась, не говоря ни слова.

Девушек окутало взволнованное жужжание голосов. Человек в доспехах нерешительно произнес:

— Кто ты? Откуда пришел? Отойди, или я буду…

— …Из разреженного воздуха! — изумленно воскликнул молодой человек и ударил алым хлыстом по траве.

Лессинг открыл рот, собираясь сказать… ну, что-нибудь. Хлыст выглядел угрожающим. Однако Кларисса, по-прежнему улыбаясь, покачала головой.

— Не стоит ничего объяснять, — сказала она. — Они все позабудут, знаешь ли.

Если он и собирался сказать что-нибудь, ее слова снова лишили его всякой способности связно мыслить. Это было слишком фантастично и походило на… на что-то знакомое. Алиса, да. Снова Алиса в Зазеркалье, на вечере в саду герцогини. Яркие необычные костюмы, яркая зеленая трава, тот же дух скрытой угрозы. В любой момент мог раздаться крик: «Отрубить ему голову!»

Молодой человек сделал шаг назад и взмахнул хлыстом — длинная веревка взвилась вверх. Лессинг смотрел, как алый язык дугой выгибается на фоне неба. («Змеи! Змеи! Они тут как тут! Лезут прямо с неба!»[51] — некстати вспомнилось ему.) Вслед за хлыстом завертелся весь мир. Сад оказался наверху, все быстрее и быстрее кружась под алой плетью. Трава ускользнула из-под ног Лессинга, центробежная сила выбросила его вон, и он потерял сознание.

Голова болела.

Держась за стену, он медленно поднялся с пола. Стены все еще кружились, но уже медленнее, а потом и вовсе остановились. Он стоял, покачиваясь и ощупывая шишку на лбу. Сознание перестало вращаться не так быстро, как все вокруг, но когда наконец он снова смог ясно мыслить, то мгновенно понял, что произошло. Цепочка не разорвалась. Он не падал в темную комнату с множеством зеркал, где сновала темная тень тети. Более того, даже дверь не была открыта — по крайней мере, в это время. Положение коврика у двери и длинная темная царапина на полу ясно свидетельствовали о том, что он пытался выломать дверь, поскользнулся и с силой ударился — видимо, о ручку двери.

Он спрашивал себя, мог ли такой удар вызвать галлюцинации, отбросить его вперед или назад во времени. Ведь теперь он не сомневался, что видел сон… конечно, это был сон… и во сне дверь была открыта, а внутри скользила молчаливая тень.

Когда он звонил Клариссе тем вечером, то был полон решимости поговорить с ней, даже если придется угрожать опекунше-тете насилием, или арестом, или тем, что в ту минуту покажется наиболее действенным. Он понимал, как унизительно-несерьезно прозвучат подобные угрозы, но ничего больше не приходило в голову. Потребность встретиться с Клариссой стала отчаянной после удивительного сна, в котором он побывал в Стране чудес. Он намеревался поговорить с ней об этом и рассчитывал, что его рассказ произведет эффект. Сбитый с толку, он почти надеялся, что она вспомнит ту роль, которую сыграла в этом сне, хотя в глубине души сознавал, насколько глупы подобные ожидания.

Проникнувшись яростной решимостью, он слегка смутился, услышав в телефонной трубке голос не тети, а Клариссы.

— Я приду, — решительно заявил он.

Из-за взволнованного тона его слова прозвучали как вызов.

— Ну конечно, — ответила Кларисса так, словно они расстались всего несколько часов назад.

Страстное, нетерпеливое желание сделало его путешествие по городу очень долгим. Он мысленно повторял историю, которую собирался поведать ей, как только они окажутся наедине. Сон был удивительно реальным и живым, хотя, должно быть, занял всего долю секунды — между тем моментом, когда Лессинг ударился головой о ручку двери, и тем, когда колени коснулись пола. Как она отнесется к этому? Он почему-то думал, что она ответит на его вопросы, если рассказать ей все.

Он нетерпеливо позвонил в дверь. Как и прежде, изнутри не доносилось ни звука. Он позвонил снова. Ничего. С жутким чувством, будто он сверхъестественным образом возвращается во времени и заново переживает тот же удивительный сон, Лессинг повернул ручку и с удивлением обнаружил, что дверь не заперта. На этот раз цепочка не была наброшена. Дверь широко распахнулась, и он заглянул в знакомую полутьму со множеством зеркал. Он заколебался, стоя на пороге и не зная, что делать — то ли позвать, то ли снова позвонить, — и тут увидел, как что-то движется в глубине комнаты, но это было заметно только в зеркалах.

На мгновение в голове помутилось от уверенности, что все повторяется снова. Потом он разглядел Клариссу. Та спокойно стояла, глядя вверх, лицо сияло от радостного предвкушения. Это был тот же рождественский утренний вид, который он замечал и прежде, но теперь трогательный, как никогда. Он не мог видеть, на что она смотрит, но выражение было явно тем же самым. Скоро должно было произойти что-то чудесное, о чем и свидетельствовал этот восторженный вид. Что-то невероятно чудесное,